Теория и практика селекционного клонирования валерия железова из саяногорска

Из книги «Умный сад. Как перехитрить климат». Н. И. Курдюмов, В. К. Железов:

«&hellip-

Глава 12

МОЯ ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА СЕЛЕКЦИОННОГО КЛОНИРОВАНИЯ

Любой факт, будь то результат наблюдения или эксперимента, отражает лишь отдельные черты изучаемого явления и поэтому есть не что иное, как карикатура на наше абстрактное представление об этом явлении.

Л. Д. Гродницкий

Эта глава – основной камень преткновения, притча во языцех и яблоко раздора в моих публикациях. На самом деле, это просто мой взгляд на природу плодовых деревьев. Проанализировав свою работу как инженер, увидел: все принципы сходятся в одну систему, дающую результат. Получилась теория. Ни за что не решился бы публиковать её в книге: она явно сырая. Но второго случая уже не будет.

Наука считает эту теорию доказанным тупиком и заведомой чепухой. Мой уважаемый соавтор считает её хорошим методом и полноправной точкой зрения, но настаивает на словах «гипотеза» и «эмпирические выводы». Я же пришёл к ней интуитивно, затем испытал в деле и ни на йоту в ней не сомневаюсь. Поэтому без сомнений замахиваюсь на формулирование теории селекционной адаптации.

Упрёки в нескромности, ярлыки шамана и самозванца мне уже привычны. На костре точно не сожгут – уже здорово, жить буду. Могу лишь напомнить: идеальных теорий нет. Идеальных технологий – тоже.

Если кто-то уже описал эту теорию раньше, буду гордиться: ведь сам до этого дошёл. Если кто-то докажет, что я неправ, приму доказательства с благодарностью. Но давайте, друзья-садоводы, принципиально договоримся об одном: аргументы – это факты и результаты. Всё прочее – не более чем личная точка зрения.

Пояснение Курдюмова. Мы долго не могли решить, как писать эту главу: смотрим на это весьма по-разному. Наработал Железов, а систематизировал и научно объяснил Курдюмов. Очень неохота утяжелять книгу, но и без научности – никак. Да и пофилософствовать, похулиганить ну очень хочется! В конце концов, получилось то, что вы и видите: диалог. Точнее – дуэт. Ещё точнее – мелодия Железова под аккомпанемент Курдюмова. Свои реплики я набрал другим шрифтом и помечаю своими инициалами: НИК.

НИК: Селекция + адаптация = процветание жизни!

«На тебя яблоко упало. А груша? Вдруг не упадёт?» – спросили Ньютона

Знаете, братцы, отчего мы так яростно спорим? Только оттого, что разучились интересоваться другими точками зрения.

Есть такая разновидность шизы, главнейшая потребность любого узкого специалиста: быть правым. Одни упрямцы правы вопреки – их немного. Большинство же право, поддерживая признанного авторитета. Но и те, и другие больны умом: им неинтересны другие взгляды. Более того – оскорбительны. Всё, с чем они не согласны, – «глупо, враждебно, нонсенс, просто не существует». То же, только вид сбоку: «отстало, зашорено, догма, предрассудок» ...

В науке быть правым – значит быть на коне. Здесь правота охраняется непробиваемым бронированным заслоном «научной истины». Любая новая идея натыкается на стальной блеск честных глаз: не доказано! «Да вот же, прямые доказательства». «А кто их перепроверил?» «Вот факты ...» «Да ну? И где свидетели?» «Вот, целая лаборатория!» «Ерунда. Это подлог».

Великий Мичурин добросовестно и честно обжёгся на «акклиматизации с помощью морозостойких подвоев». И нашёл другой путь – половую гибридизацию, в том числе отдалённую. Путь очень результативный, прорывной. На нём было выстроено беспрецедентное по масштабам явление – система государственной селекции, сортоиспытания и обучения кадров в СССР, процветавшая почти век. Её продукт – десятки новых культур и сотни сортов, внедрённые в хозяйство и продвинутые на Север и в Сибирь. Верный путь? Несомненно, верный! Вопрос в другом: с чего мы решили, что он единственный? Кто сказал, что Иван Владимирович мог и не обжечься, работай он иначе?

Ну да, генетика когда-то победила. И с тех пор в школах преподают законы Менделя. И мы уверены: гены – это такие «буквы, написанные несмываемыми чернилами». Какие гены – такой будет и организм, хоть на уши встань. И наоборот: хоть что с ним делай, гены не изменишь!

Сам Мичурин был далёк от такой примитивизации. Он видел: «гены» – очень пластичная штука. Растение реагирует на условия, подстраивается под среду, с годами меняя свои качества. Он наблюдал, как эти изменения проявляются и исчезают, как они закрепляются и наследуются даже в семенном потомстве. Он эффективно использовал методы «сближения», «ментора» и «воспитания условиями» В селекционной практике. И они работали!

Из учения Мичурина выросла обширная область исследований – агробиология Т. Д. Лысенко. Фактически это мичуринская наука об изменчивости свойств под влиянием среды, применённая к другим культурам. Не буду доказывать здесь вменяемость Лысенко, научную честность и правомерность его взглядов. Читайте в сети работы С. Миронина, материалы по вегетативной гибридизации и агробиологии - их уже много. Но я специально изучал материалы самого Трофима Денисыча, чтобы вычленить суть. И вот она: никто не отрицает гены – они есть, но они – лишь скелет наследственности. Наверно, что гены неизменны- каждая клетка растения впитывает всю информацию о меняющейся среде, и эта информация отпечатывается в половых клетках и передаётся потомству Половые клетки образуются из обычных клеток организма, значит, каждый раз несут «оттиск» скопированной среды. Отсюда вывод: природу растения можно изменить, воздействуя условиями.

Вы видите в этом что-то крамольное или антинаучное? Я – нет. Природа создаёт новые виды именно так: воздействуя средой. Искусственный мутагенез, клоновая и почковая селекция, клеточная селекция – тоже.

Со времён победы «чистой генетики» выросло три поколения учёных. Молекулярная генетика доказала: трижды да – геном очень пластичен.

Найдено уже с десяток механизмов реагирования генома на среду. Показано: гены могут включаться и выключаться, а за ненадобностью вообще уходить в «законсервированное» состояние. Найдены подвижные элементы генома, постоянно тасующие активность генов, как карты, сообразно условиям жизни (Б. МакКлинток). Доказано несколько путей передачи информации обратно – от среды к генам (Э. Стил, Р. Линдли, Р. Бландэн). Стало ясно: реально никаких генов как отдельностей или конкретных признаков нет! Все гены связаны и никогда не проявляются поодиночке. Все они влияют на активность друг друга, и неисповедимые пути этого взаимовлияния служат одной цели: выживать, точнее – процветать в меняющейся среде. Предложена модель генома как союза «каркасной» и «подвижной» частей (М. Д. Голубовский), причём подвижная, реагирующая на условия, – почти весь геном ...

Становится ясно: эволюция – процесс целенаправленный и уж точно не набор случайностей. И что мутации – не материал для прогрессивной эволюции: слишком мало положительных и практически невероятно их закрепление в популяции (Л. Д. Гродницкий). Откуда же тогда берутся различия организмов – материал для естественного отбора? И вот найден гениальный ответ на этот извечный вопрос: да из того же отбора (Л. П. Великанов). Ведь клетки организма – тоже популяция, и геном – популяция. И везде более адаптированные особи получают преимущество, а менее подходящие отсеиваются. А среда для клеток и генов – сам организм, его привычные усилия и образ жизни. Как прожил, так и вылепился – так же и половые клетки уточнил.

Итого: путь от внешней среды к генам половых клеток нормален и логичен. Это тот же самый путь естественного отбора! Адаптируя к среде свои тела, организмы целенаправленно адаптируют к этой среде и всю популяцию.

Агрономия должна быть рабой сорта, а не наоборот!

Г. Я. Щербенёв

В общем, приехали: обнаружено почти всё, на чём настаивали мичуринские агробиологи. А позиция тогдашних генетиков – «неизменность генов» – здорово пошатнулась, если не сказать, что разбита в пух.

Пытаюсь говорить об этом с селекционерами. И вижу: меня не слышат. Для селекции почти ничего не изменилось. Тут мы по-прежнему спихиваем всё на старые добрые гены. И цель одна: получить нужный генотип. Десятки тысяч гибридных сеянцев, годы отбора &hellip- Получил, совпало – и все проблемы решены! Дальше – дело внедренцев.

Вот тут проблемы как раз и начинаются. Внедрить – значит адаптировать по месту и выработать местную агротехнику. У нас же принято наоборот. У агрономов своя, так же чётко расписанная и авторитетная агротехника, почти одинаковая и для Сибири, и для Мичуринска. Хилые саженцы ниже метра для неё – стандарт, способы посадки тоже стандартные. И никто её менять не думает. Гораздо проще метод тыка. Подвои не подошли? Ну, не судьба. Климат не тот, почвы не такие? Ясно: тут не районируем. Вот и всё. Нечего дёргаться и выдумывать, если гены не соответствуют!

Ах да, о главном забыл: экономика! Экономисты – вот кто реально заказывает музыку учёным. Производство саженцев и вообще садоводство обязано быть прибыльным. Значит – дешёвым. Не буду углубляться, как это влияет на качество. Скажу главное: учёный, работающий над дешёвым производством, вынужден бояться научной истины – она-то дешёвой не бывает! и она просто оказывается ненужной. «Научная истина» нашего садоводства отражает лишь приемлемо дешёвые способы производства. Нетипичная биология растений, эффекты подвоев и среды, изменчивость и её причины – всё это «производственный брак».

И всё это – бесценные данные для пытливых садоводов-любителей. Тут ведь иные приоритеты: пусть недёшево, но живо и здорово. А в суровом климате это дёшево не бывает!

... В итоге почти никто со времён мичуринцев не занимается адаптацией сортов на местах. Никто не ищет разумной местной агротехники, исходя из нужд самого растения. Все озабочены генотипом, и никто не озабочен предельно возможной силой и здоровьем самого дерева. Результат соответствует. Наши сады похожи на нас: всё, что ещё не умерло, считается «практически здоровым».

Валерий Константинович выстроил всю свою работу, пытаясь достичь именно этой главной цели: предельная жизнестойкость дерева. Рассудил просто: другие деревья в Сибири просто не выживают. Но он не пытается менять генотипы. Какой смысл, если всеобщая попсовая агротехника легко хоронит любой генотип, а попсовый рынок не даёт ему даже дойти до покупателя? Он подходит к проблеме с другой стороны: допускает, что в геноме многих сортов уже заложена потенциальная способность переносить более суровый климат. В этом и проблема: прекрасных сортов – масса, но их способности выживать не раскрыты. «Сначала предельно раскрой потенциальные возможности сорта на месте, и лишь потом суди о его ценности» – вот суть подхода Железова.

И он, кажется, нашёл-таки способ предельно раскрывать эти возможности.

НАСЛОЕНИЕ МЕНТОРА – МЕТОД ПОВЫШЕНИЯ СОВМЕСТИМОСТИ

Агрономия обязана быть дешёвой, а не предельно надёжной. Так и возникают «зоны рискованного садоводства».

Знаете, друзья, иногда у меня волосы шевелятся от того, насколько глубоко мы тонем в чьих-то «незыблемых истинах». Ведь мир ещё совсем не познан!

В своё время И. В. Мичурин указывал на плохую совместимость сибирской яблони и уссурийской груши с европейскими сортами. С тех пор научные книги только констатируют эту несовместимость. Также Иван Владимирович на своём горьком опыте убедился: деревья на морозостойких подвоях вымерзли. И сделал вывод: подвой не передаёт привою морозостойкость. И решил: теория акклиматизации на морозостойких подвоях А. К. Грелля* – заблуждение и ошибка. С тех пор для плодоводов это – аксиома.

*Грелль Александр Кондратьевич – предшественник и учитель Мичурина, увлечённый садовод, натуралист и просветитель. Впервые применил в Москве морозостойкие подвои для повышения зимостойкости южных сортов из Европы, о которых тогда никто из москвичей даже не мечтал. Автор книг, главная из которых – «Доходное плодоводство» – издана в 1896 году.

Ввиду агрономической необразованности и по причине природного недоверия к аксиомам, я имел наглость в этом усомниться. А Н. И. Курдюмов, из спортивного интереса докопаться до сути, полтора года на общественных началах работал «следователем» – разбирался, возможна ли акклиматизация на подвоях. Перелопатил всё, от агробиологии Лысенко до молекулярной генетики, озадачил многих учёных. Многое из найденного вывалил на меня, отчего я чуть не задохнулся. Но в итоге выяснилась удивительная вещь. Судя по всему, ни сам А. К. Грелль, ни И. В. Мичурин, ни кто-либо после них не пытались целенаправленно вегетативно сближать свои привои с морозостойкими подвоями. Ментор подвоя был одноразовым, по сути – случайным. Значит, у них не было предельной совместимости, сближенности с морозостойким подвоем. Поэтому и морозостойкости подвой почти не прибавил. Но тогда всё меняется. Деревья Мичурина вымерзли – факт. Метод разовой (!) прививки Грелля ошибочен – факт. Подвой не передаёт привою морозостойкость – не факт! Ведь в описанных опытах никто целенаправленно не заставлял его передавать морозостойкость.

Вижу ещё одну причину неудачи этого опыта И. В. Мичурина. Привой – доказанный ментор. Привитое дерево – по сути, гибридный организм. Значит, не только подвой влияет на привой, но и привой влияет на подвой, снижая его морозостойкость. Тут нужен постоянный отбор «отличников» – самых сильных и морозостойких деревьев. Но как вести такой отбор, если перепрививки не повторяются ежегодно?

Наконец, сами подвои. Мичурин ничего не пишет о том, что специально подбирал особо совместимые формы сибирской яблони или уссурийской груши.

Мои ежегодные опыты и наблюдения подтверждают: неполная биологическая совместимость сильнейшим образом снижает морозостойкость. Это стало для меня настоящим открытием и откровением.

Можно считать это первым постулатом теории.

А теперь следствие. Факт: стопроцентной совместимости семенные подвои и культурные привои не имеют никогда. Чаще – наоборот. Представьте все вытекающие. Сначала великие садоводы, а затем и миллионы дачников получали заведомо неморозостойкие деревья. Первые зареклись использовать самые морозостойкие подвои, как менторы. А вторые разучились делать прививки, часто предпочитая сеять семена в ущерб качеству плодов. На самом деле, метод просто был недоработан! Моя версия: именно по этой причине наука закрыла перспективный путь европейских сортов на север – селекционную адаптацию на морозостойких подвоях.

Слава Богу, у нас везде есть местные морозостойкие аборигенные виды. Вот эти-то подвои, пусть отчасти, но вполне ощутимо изменяют поведение привоев, увеличивая шансы привитого дерева до максимума. Прежде всего, они меняют их годовую ритмику – «сжимают» период вегетации. Уточняют реакции на перепады температур, на режим закалки, на длину дня. Обеспечивают комфорт на местных почвах, помогают в засуху.

Ментор - значит, воспитатель. И дикие корни буквально воспитывают, «учат жизни» привитый сорт. Но чтобы он стал «образованным», нужно дать ментору возможность провести его через полный «цикл образования» – перепрививать на него самых «успевающих учеников» несколько лет. Повторение – мать учения. Это и есть мой метод наслоения ментора – так его метко назвал Н. И. Курдюмов. А руководитель Междуреченского клуба садоводов В. Т. Горнаулов назвал его даже «вегетативным беккроссом»*. Ведь вегетативная гибридизация – тоже гибридизация.

*Беккросс (англ. – «скрестить снова», в селекции – возвратные, или насыщающие скрещивания. Суть проста: получив гибрид, например, с нужной морозостойкостью, но недостаточно хорошими плодами, его снова скрещивают с крупноплодным родителем, потом и его «детей» – тоже. «Насыщают генами» крупноплодности, отбирая на морозостойкость. Конечно, метод применим не только к морозостойкости, но и к любым нужным признакам.

Вот принципиальные условия этой работы:

1. За редким исключением, подвои и привои должны быть близкими родственниками – принадлежать к одному роду. Яблони – на яблоню, груши – на грушу и т. д. Основа совместимости в любом случае уже есть.

2. Все сеянцы-подвои – из семян одного отборного, самого зимостойкого маточного дерева. Тиражирование семян – только от этого же дерева, в крайнем случае, от его прямых потомков. Это позволяет предельно снизить генетическую разнородность подвоев.

3. Все привои всех прививочных поколений – потомки одной отобранной, самой устойчивой культурной ветки. Тиражирование привоев – только из лучших, самых устойчивых вегетативных потомков этой же ветки. Всё это снижает разнородность привоев, одновременно усиливая и закрепляя совместимость.

SOS-ВОЗДЕЙСТВИЕ

Этот удачный термин ввёл в нашу переписку мой сотоварищ по селекции на подвоях, челябинский садовод-испытатель Юрий Алексеевич Лотенков. Мы исходим из простой идеи: попадая в новые жёсткие условия, растение испытывает стресс и перестраивает взаимодействия и активность генов, чтобы приспособиться и выжить. Геном каждой юной почки получает sos-воздействие, и, в меру своих возможностей, пытается ответить на него адекватно.

А продукты корней подвоя – самый сильный стресс для почек привоя.

Так или иначе, главный смысл жизни – ЖИЗНЬ.

Цель всего живого – адаптироваться и процветать. В этом мы и видим причину адаптации. Выживание, продолжение себя в потомках – общий знаменатель, общая задача всех без исключения явлений и механизмов жизни растений, от формы кроны до способов молекулярной регулировки генной активности. Иначе что бы ни происходило в растении, это направлено на его выживание и продление рода.

Это проявляется во всём. Именно для этого в генотипах разных культур есть потенциал устойчивости к разным условиям. Для этого огромная часть «спящих» генов упакована про запас. Для этого существует изменчивость – любой признак проявляется в зависимости от условий, изменяясь в очень широких пределах. Например, попадая в Сибирь, деревья быстро сокращают вегетацию. Тут они, а ещё чаще их потомки переносят более суровые морозы, чем на родине. Тут сеянцы сортов чаще дают более мелкоплодное потомство – оно более живучее. Собственно, ради выживания в разных условиях и образуются новые виды.

Другой стресс для южного дерева – мороз и короткое лето Сибири.

Для сибирского вида так же необычны условия юга. Жертвуя второстепенными качествами вроде величины или сахаристости плодов, дерево начинает перестраивать состояние генома – активизировать одни гены и блокировать другие. Каждый новый прирост уже немножко иной, чем год назад.

Подставляя и наслаивая местный подвой, мы просто ускоряем и усиливаем эту sos-перестройку. Подвой помогает сорту быстро активировать нужные гены, включить процессы адаптации к новым жёстким условиям. Отбор даёт «проснувшимся» зелёную улицу.

НАЧИНАЕМ НЕ С НУЛЯ!

ПОДВОИ. Это можно считать вторым постулатом: только сеянцы местных форм с рекордной морозостойкостью способны усилить морозостойкость прививаемого сорта. Тут важны три слова: сеянцы, местных, рекордной.

Сеянец – полноценный организм, а стержневой корень – основа этой полноценности и главное условие активного влияния на привой.

Местные – значит, предельно устойчивые и адаптированные в вашей местности. Обычно это дикие виды или полукультурки, не вымерзающие никогда.

Рекордная морозостойкость – верхний предел, высшая точка, к которой будет стремиться привитый сорт. За неё же будет держаться подвой, также меняясь под влиянием привоя. Чем эта планка выше, тем в целом эффективнее ментор.

ПРИВОИ. Все почки дерева отличаются друг от друга. Нет двух абсолютно одинаковых. И вот третий постулат: среди почек дерева всегда есть несколько «страховых», обладающих экстремальной морозостойкостью или выносливостью к засухе, или к другим стрессам. В нормальных условиях они неотличимы от сотен таких же. Но в случае неизбежной гибели почек они способны уцелеть. Ветки, рождённые из этих почек, тоже более морозостойки. После экстремальных зим они способны остаться живыми и дать хотя бы предсмертный урожай с целью продлить свой род.

Можно спорить о природе разной жизнестойкости почек и веток. Это может быть какое-то уклонение фенотипа* – почковая вариация. А может быть результат лучшего питания и созревания. В любом случае тут лучше проявился потенциал устойчивости, заложенный в генотипе. Я часто наблюдаю это в садах: одна или две ветки на вымерзшем дереве доживают до конца лета.

*Фенотип – внешнее проявление того же самого генотипа. Проявления генов в пределах их вариабельности. Те качества, что проявились здесь и сейчас. В свете последних открытий практически невозможно сказать, где кончаются фенотипические и начинаются генотипические изменения.

Для меня такая ветка – идеальный старт работы по сближению. Именно с таких началось большинство моих клонов. В любом случае, выбираю самые визуально здоровые, мощные ветки с наибольшим приростом.

Вся дальнейшая работа – только с вегетативным потомством этих веток.

«Уважаемый Валерий Константинович!

В плане акклиматизации Вы проделали огромную работу, и мои наблюдения её подтверждают. Морозостойкие подвои у нас есть. Теперь буду также заниматься клонированием на морозостойких подвоях.

... Сумма положительных летних температур у нас 2300-2400°C. Зимой до -36°C, ниже -40°C бывает очень редко. Но культурных груш в наших садах нет – только лукашовки, кислые и терпкие. Парша их бьёт, но морозов не боятся.

По поводу того, что на растениях есть морозостойкие почки, Вы совершенно правы. В прошлую зиму у меня на трёх саженцах абрикосов осталось по три-четыре живых почки. Те ветки, что выросли из них, в сейчас уже полностью вызрели и сбрасывают свои жёлтые и красные листья. Деревца к зиме готовы. А вот яблони, купленные в питомнике, стоят ещё зелёные, даже рост не остановился! Они зимой, конечно, подмёрзнут. Так что обязательно воспользуюсь вашими трудами.

С уважением, Михаил, г. Оренбург».

ПОДВОЙ-МЕНТОР – УЖЕ СЕЛЕКЦИЯ

Отрицание эволюции отдельного организма давно заслужило своё отрицание.

Такой способ сближения – одновременно и способ селекции. Главное тут – жесточайший отбор. Подвой и привой, хотят того или нет, сильнейшим образом влияют друг на друга. Даже черенок, привитый в крону, влияет на всё дерево! На этом и основан мичуринский метод ментора. Мичурин доказал: даже если внешне «воспитательный» эффект такого привоя не заметен, он проявляется – через лучшую опыляемость, лучшее завязывание семян, и даже через изменённость сеянцев « воспитуемого» дерева.

Но подвой – тот же ментор, причём мощнейший. Мичурин описывает много случаев, когда именно подвой резко изменял свойства и вкус плодов. Да и наши садоводы могут привести немало примеров, когда на двух и даже трёх разных подвоях получаются совершенно разные плоды.

Учёные-мичуринцы называли подвой «корневым ментором». Не раз они показывали на опытах: даже однократная прививка на более морозостойкий подвой всё же усиливает морозостойкость привитых сортов, хоть и очень не намного. А вот ежегодно повторять «воспитание» С группой «лучших учеников» почему-то никто не стал. Это странно! Ведь усиливая совместимость, мы сильнее сближаем и качества! Агробиологи сказали бы: получаем вегетативный гибрид.

Как метко сказал наш фермер Е. И. Пискунов, привитое дерево – это уже война двух организмов. Могу только уточнить: каждый привитый сеянец – своя «война»: в одних подвой больше повлиял на привой, в других – привой на подвой, в третьих – поровну, и каждый раз по-разному. Я вижу эту войну каждый год. Иногда «гены-захватчики» влияют на одну ветку привоя. Резко изменяются плоды, листья, кора. Чаще эти изменения временные: год-два и срабатывает система восстановления – привой возвращается к своему обычному виду. Но иногда подвой влияет на весь привой. И если прививка сделана низко, привоя и подвоя в дереве примерно поровну – вот тогда эти изменения бывают долговременными.

Точно так же и привой иногда влияет на подвой. При скелетных прививках чаще изменяются именно ближайшие к при вою ветки кроны, и чаще эти изменения временные – держатся год-два. На юный сеянец привой влияет сильнее, а при низкой прививке – максимально сильно. Просто этого никто не видит – в питомниках все побеги подвоя уничтожаются в зародыше. Да и подвои – чаще сеянцы культурных сортов, их отличия от привоя не всякий заметит. У меня же всё как на ладони: побеги дичка никак не спутаешь с сортовыми. И вот уже на нескольких сеянцах маньчжурского абрикоса, так и не принявших культурный сорт, вдруг вижу нетипично огромные листья! И это не исчезает уже три года. С нетерпением жду плодов. И начинаю целенаправленно работать с изменёнными подвоями!

И вот итог: лучшая совместимость усилила морозостойкость и зимостойкость, саженцы сильны и здоровы, но по качествам отличаются. Моя задача – постоянно отбирать из них лучшие: самые устойчивые и мощные (качества подвоя), но с культурными плодами (качество привоя). Это – вторая фаза селекционной адаптации.

Для этого надо ждать плодоношения. Тут – постоянный конвейер. Вырастил полсотни привитых саженцев отборного клона, выбрал по виду пару самых-пресамых лучших и оставил их на месте навсегда. На следующий год привил новый ряд сеянцев черенками этих самых лучших. Вырастил, отобрал из них снова самые лучшие и снова оставил навсегда ... И так год за годом. Заплодоносили «самые лучшие» – отбираю лучшие по плодоношению. И снова начинаю их прививку на свежие корневые менторы. Каждое следующее поколение становится всё здоровее и всё более морозостойким.

Скажете: но ведь так нужно постоянно работать! Прекратишь отбор – всё пойдёт в разнос! Да, именно так. А разве бывает иначе? Кто вам сказал, что обычные сорта – половые гибриды – не идут в разнос и не нуждаются в отборе? Ещё как нуждаются! В суровом климате нужные свойства можно удержать только постоянным отбором. Если хотите, это четвёртый постулат теории.

Идеальная, недостижимая картинка: настоящий вегетативный гибрид – дерево с морозостойкостью дичка и плодами культурного сорта. Но цель есть – можно двигаться!

НИК: Вегетативная гибридизация, будь она неладна!

В действительности всё не так, как на самом деле.

«Здравствуйте, уважаемый Валерий Константинович!

Хочу рассказать Вам про свой опыт. В середине августа 2011 года я аблактировал* растущие рядом сеянцы сливы и южного абрикоса из Ташкента. Подумал: всё равно абрикос вымерзнет, почему не попробовать? И вот интересно: в конце сентября, когда листья у сливы стали желтеть, стал краснеть и желтеть и абрикос! Сейчас, 17 октября, листья мой южанин сбросил - как и слива. А ещё два сеянца того же абрикоса, растущие рядом, стоят совершенно зелёные. Факт: слива как ментор заставила абрикос вызреть и подготовиться к зиме. Интересно, как этот дуэт поведёт себя дальше? Какие будут плоды? Это знает только природа!

С уважением, Михаил Калинин, г. Оренбург».

*Аблактировка – способ срастить живые побеги или ветки, растущие рядом. Делается с апреля по август, пока нарастает кора. С обоих побегов ножом снимаются плоские полоски коры, побеги прижимаются друг к дружке «обнажёнными» частями и туго приматываются. Через месяц один из побегов можно укорачивать, а затем совсем удалить – оставшийся окажется «на двух корнях».

Хочу сообщить кое-что коллегам, для которых слово «вегетативный гибрид» – ругательство. Ну чисто для размышления.

Начнём с простого. Подвой, будучи генетически полноценной нижней частью сеянца, поставляет сближенному привою весь свой «комплекс дикости и морозостойкости»: и свои белки, и ферменты, и гормоны. И чем лучше совместимость, тем больше. И чем дерево взрослее, тем легче. И не только «дикий» комплекс, а и прочие качества. Как самим Мичуриным, так и его учениками, в том числе М. А. Лисавенко, описаны неоднократные случаи резкого изменения видимых признаков привоя и его плодов, не исчезавшие с годами. Для современного селекционера – просто брак, мусор.

Теперь – молекулярная генетика. Доказано: гормоны могут влиять на активность генов. Открыто ещё несколько косвенных путей передачи информации от подвоя к привою – например, с помощью особых вирусов, с помощью ДНК клеточных «органов» – хлоропластов* и митохондрий**. А недавно немецкие генетики подвели первую черту под спорами о вегетативной гибридизации. Оказалось: подвой передаёт привою и генетический материал. И-РНК*** подвоя свободно проходит в ткани привоя, двигаясь по межклеточным каналам. Здорово, правда? А главное, естественно!

А теперь представьте себе почку привоя, проснувшуюся по весне. И всё это великолепие подвоя шурует в неё, как из крана. А в почке – зачаточные клетки будущих цветков и будущего побега. И все они начинают делиться, строя себя из вышеупомянутого «бульона», включая упомянутую И-РНК. И вот май – побег растёт, цветки в бутонах формируют половые клетки ... Вы можете точно доказать, что это – не гибрид?.. Я бы не взялся. Даже внешние изменения тут нередки, а ведь невидимых на два порядка больше!

Напомню – мичуринец К. М. Завадский писал о точных опытах Мичурина, коими было доказано: дикий подвой, внешне не влияя на культурный привой, сильно влияет на его семена. На диком подвое сеянцы получаются массово одичавшими. А если подвой культурный, сеянцы почти не дичают.

Итого: подвой даёт привою не просто водичку. Приведу несколько иллюстраций.

Учёный Мичуринского ВНИИ садоводства, селекционер Г. Я. Щербенёв жёстко «мутагенил» семена ирги – облучал гамма-лучами, затем лазером. Всходы дали единичные мутации, но за три года и они исчезли – ушли в рецессивное**** состояние. И тогда Щербенёв привил сеянцы на рябину и боярышник. Я видел эти посадки. Одинаковых мало – сплошные мутанты!

Есть оригинальный метод сближения отдалённых видов. Семена вида «А» несколько суток промываются водой при почти нулевой температуре. Затем подсушиваются и замачиваются в массе из размолотых проростков вида «Б». После этого вид «А» изменяется и намного легче принимает пыльцу вида «Б». Этот опыт провели на овощах: замочили промытые семена кабачков в «коктейле» проростков арбуза. Кабачки резко изменились: стали вырабатывать много сахара, а их цветки стали стерильными.

*Хлоропласты – органы клеток (органеллы), в которых и происходит фотосинтез.

**Митохондрии – органеллы, где сжигаются углеводы и запасается энергия. И они, и хлоропласты имеют свой геном. Есть мнение, что они – бывшие бактерии-симбионты.

***И-РНК – информационная РНК. По сути, одноцепочная копия ДНК, с которой считывается информация для синтеза белков.

****Рецессив – неактивное, не включённое состояние генов: они есть, но не проявляются внешне. Доминанта – включённое, внешне проявленное состояние. В геноме тьма ценных, но рецессивных признаков. Главная проблема селекции – сделать их доминантными.

Автор морозостойких волжских сортов абрикоса В. В. Бессмертнов, опираясь на труды Бербанка*, использовал способ «расшатывания генотипа» с помощью разных подвоев. Два года сеянец абрикоса растёт, допустим, на вишне войлочной, ещё два – на бессее. А потом прививается, допустим, на маньчжурский абрикос – и резко изменяется в его сторону.

Это всё – о влиянии подвоя на привой.

Но есть и обратный обмен! Одновременно и крона качает вниз весь свой «комплекс культурности и крупноплодности». Включая и белки, и гормоны, и даже гены – как видим, это вполне допустимо. И новые корешки тоже выстраиваются как-то немножко иначе. В итоге – нередкое усреднение качеств с годами, что и наблюдает В. К. Железов. И та же нужда «насыщать» ментором, и тот же необходимый жёсткий отбор.

... Знаете, я получил огромное удовольствие, читая «Вегетативную гибридизацию» И. E. Глущенко. Уж в чём ему точно не откажешь, так это в научной добросовестности. Он работал с однолетниками – томатами. Прививал друг на дружку сорта, очень разные внешне. Довольно часто получал резкие изменения привоев. Кстати, эти изменения прослеживались во многих семенных поколениях. Но главное – он выращивал контроль: обычные половые гибриды тех же сортов. И проанализировал сходство и разницу половой и вегетативной гибридизации.

Вот первое отличие: вегетативная гибридизация происходит не всегда, а довольно редко. Ну, половая – тоже не всякий раз. Кроме того, Глущенко уже знал, как увеличить выход вегетативных гибридов.

Второе отличие: вегетативные гибриды не подчиняются арифметике расщепления и логике доминирования признаков. Всё прочее: изменения биохимии и даже хромосом, наследуемость изменений, возможность передачи и закрепления признаков, и даже гетерозис** – было показано и на вегетативных гибридах.

Как говаривал Ельцин: «Так шта-а-а!..»

*Лютер Бербанк – гениальный американский селекционер, современник Мичурина. Заложил основы научной селекции, вывел большинство основных сортов, ставших стандартом в сельском хозяйстве США, создал много межвидовых гибридов и такие шедевры, как бесколючковый кактус опунция, бескосточковая слива и санберри – урожайнейший гибридный паслён. По убеждениям – эволюционист, ламаркист и «лысенковец»: среда влияет на генотип и потомство. Также предан забвению вместе с агробиологией и Мичуриным. И также – несмотря на колоссальные практические достижения.

**Гетерозис – явление усиления мощности и урожайности потомства от скрещивания определённых родителей.

АРИФМЕТИКА СБЛИЖЕНИЯ

Вот вам наглядная картина в цифрах. Прежде всего: примерно 5% абрикосовых подвоев в каждой партии не принимают на себя никакие привои, даже сближенные. Такие подвои перепроверяю: прививаю три года подряд. Потом машу рукой и продаю непривитыми как полукультурки. Интересно, зачем природе такая непрививаемость?.. Наверное, для разнообразия.

Теперь – разброс свойств. Он есть всегда. Даже первая прививка на дикий подвой вызывает хорошо видные изменения у 2-3% деревьев. Среди полутора тысяч яблонь на острове, привитых на сибирки, три-четыре десятка заметно отличались по виду плодов. Многие из них дали более мелкие плоды.

Сблизил, добился хорошей совместимости – отбираю на крупноплодность. И вижу: даже у крупноплодных клонов около 2% саженцев мельчают плодами. Именно эти, по большей части, оказываются наиболее морозостойкими. Это послушные «отличники-зубрилы»: быстро заучивают, но собственного мнения не имеют. Тут ментор диктует свои правила. При переезде в другое место процент этих измельчавших наверняка увеличится: новая среда – больше усилий на выживание.

Большинство прививок сближенных и отобранных клонов – такие же или похожие плоды, и морозостойкость усреднена с подвоем. Её можно усиливать дальнейшим отбором и наслоением ментора.

И лишь редкие единицы берут от подвоя почти всю морозостойкость, сохраняя крупные плоды. Вот среди них-то и отбирать бы лучшее! Но для этого нужен большой селекционный сад и средства на жизнь.

Примеры из практики сближения.

Прививаю абрикос Королевский на сеянцы абрикоса сибирского! Летом 39 прививок из 40 – мёртвые. Единственный прижившийся погиб в первую же зиму. Работу прекратил: оттолкнуться не от чего. Прививаю тот же Королевский на сеянцы своего маньчжурца. Другое дело: из сотни пошло около тридцати. Дальше, в следующих прививочных поколениях – по нарастающей: 50, 70, 90 хорошо совместимых из сотни.

1 Абрикос сибирский – ещё один дикий вид абрикоса. Кустовая форма, сверхморозостойкий, засухоустойчивый, плоды несъедобны.

Во втором поколении – около 20% мощных и жизнестойких прививок, ростом под два метра. Остальные мелкие: до метра. Значит, и жизнестойкость не та. А ведь «по стандарту проходят». Около 5% подвоев остаются упрямыми «древоненавистниками» – к июлю «сбрасывают» привой.

В четвёртом прививочном по колени и уже 50-70% мощных и жизнестойких саженцев за два метра высотой, с развитыми скелетами и сотнями цветочных почек (фото 67 и уже знакомые фото 6, 32 и 41). Остальные – мелкие, «стандартные». Те же 5% прививок – мёртвые. Снова подчеркну: такие саженцы – результат самой низкой прививки на 2-3-летний подвой. Если прививать на рекомендуемой высоте в 30-40 см, получаются деревья средней силы и сниженной морозостойкости, менее устойчивые к ветру.

В 90-м году, в начале работы, первые плоды – 50-70 г, а отдельные даже крупнее. Плоды сближенного клона через десять лет работы – 40-50 г, что никак не назовёшь «вырождением», «одичанием» и даже ухудшением качества. Зато годовалые саженцы совершенно перестали вымерзать в суровые зимы. Это – главное, что вызывает у меня уверенность и оптимизм.

У других культур всё примерно так же.

И вот важное наблюдение! Черенки, взятые с самого старшего сближенного дерева первого прививочного поколения, через десять лет показали более высокую совместимость с сеянцами того же маньчжурца.

Мой вывод: с годами сближенность компонентов растёт. По крайней мере, у большинства хорошо совместимых прививок. Пусть это будет пятым постулатом теории.

В первые годы плоды у сближенных деревьев такие же крупные, как у исходного сорта. Окраска и вкус зависят только от солнечного или хмурого лета, в нормальное же лето вкус не ухудшается. Но затем, как правило, признаки подвоя проявляются всё сильнее, и через 15-20 лет наступает их окончательное сближение – плоды мельчают и теряют во вкусе. У большинства клонов предельная вегетативная гибридизация наступает постепенно, с возрастом. Ярче это выражено у яблонь, слабее у абрикосов.

Вот ещё очень важный момент: дерево, привитое в районе корневой шейки, не имеет листьев подвоя – питается только продуктами фотосинтеза привоя. При этом оно имеет примерно равную массу корней и кроны. В итоге они развиваются совместно, воедино, постоянно подстраиваясь друг под друга. При этом подвой «воспитывает» зимостойкость привоя уже в первые годы. Это естественно для выживания. Дикий подвой, хоть и сеянец – генетически устойчивый вид, к тому же абориген. Культурный сорт, хоть и взрослый черенок – сорт молодой, и на чужбине новичок. А что такое совместимость? Это как бы договор: «мы будем жить вместе». А раз так – перестройка многих важнейших реакций привоя: подстройка годовой ритмики (прежде всего сжатие вегетации), адаптация к температурам и почвам, ускорение закалки, уточнение биохимии и прочее. По мнению селекционера А. М. Голубева, одно это может прибавить привою 3-5°C переносимого мороза. Уже неплохо! А ведь мы до предела усиливаем это «супружество» наслоением ментора. А потом постоянно поддерживаем «освежением ментора» – подставкой новых сеянцев подвоя.

НЕ ТОЛЬКО МОРОЗОСТОЙКОСТЬ

Наслоение ментора – по сути, ускоренное сближение качеств разных видов или сортов. Тут вы получаете главное: взаимное влияние и изменение. Но результат селекции зависит от вашего отбора. В Сибири это – естественный отбор на морозостойкость и искусственный на крупноплодность. Уверен: в более мягком климате можно вести отбор и в других направлениях.

Постулат шестой: наслаивая ментор и ведя отбор, можно увеличить размер плодов, сахаристость и другие качества, и передавать это вегетативно.

Видео: 09.09.12 Семинар В.Железова. Красный хутор Экскурсия по саду

Иногда очередное отборное дерево или отдельная ветка показывают удивительные плоды – или особо сладкие, или особо крупные и красивые, а часто и то и другое (фото 68, 69 и 70). Мне приходится возвращать их на тот же подвой – иначе не сохранить морозостойкость. Чтобы сохранить уникальную крупноплодность, приходится снова вести отбор. К моей великой радости, повышая морозостойкость сближенных сортов, мои полудикие ПОДВОИ довольно редко уменьшают или ухудшают их плоды. Кстати – в отличие от дикого родителя при скрещивании. Не могу пока объяснить такую щедрость природы – просто продолжаю наблюдать.

Главная претензия учёных к моей работе: мол, я не создаю более морозостойкий генотип. Но ведь я этого и не утверждаю. Я считаю, что только восстанавливаю морозостойкость, уже заложенную в генотипе. Подсказку дала краеугольная фраза, найденная в одной из книг по селекции: «&hellip- в более тёплых регионах плодовые деревья теряют свою морозостойкость». Ну, раз так, давайте вспомним о ледниковых периодах! Многие современные деревья их пережили. Какая морозостойкость спит в их геномах в «законсервированном» виде? Один Творец знает. Но раз можно её потерять, то в жёстких сибирских условиях можно и восстановить.

Конечно, хотелось бы надеяться, что новые свойства привоя, и главное – его повышенная морозостойкость, в конце концов, отпечатываются и в его генотипе. Такие случаи описаны даже в первом прививочном поколении. Но ни это, ни обратное доказать невозможно. Морозостойкость зависит от массы факторов. Гены пощупать нельзя. Остаётся только широкомасштабная практика.

НИК: Так генотип или фенотип?

Между садоводом и природой стоял отбор. Стоял тихо, скромно и застенчиво. Но уходить не собирался ...

Донимал методой Железова многих селекционеров. Видимо по уже упомянутой причине все их возражения сводятся к одному: это не сорта! Генотип не изменился!

Честно говоря, не вижу, о чём тут спорить. Изменился генотип или нет – какая разница для практики? Ведь предлагаются не новые сорта, а метод адаптации на месте – повышение зимостойкости уже имеющихся.

Говорят: эти изменения не генетические – они не наследуются в семенном потомстве! Классный аргумент. Сказано так, будто половые гибриды воспроизводят себя в семенном потомстве. А что, было бы здорово. Сбылась бы мечта всех анастасиевцев – культурные деревья из семян! Только вот суровая природа против. Её идеальное состояние – местные дикие виды. Культурные качества сохраняют именно люди, удерживая тетиву отбора натянутой до звона. Деревья – не овощи, семена каждый год не отберёшь. И уж если мы всё размножаем вегетативно и автор даже нашёл самый надёжный способ прививки – кому интересно, что там наследуется в семенах?

Ещё говорят: это неустойчивые изменения. На других подвоях, в других условиях полученные качества не сохраняются! Ну да. А зачем им сохраняться в других условиях? В других условиях и обычные сорта «плывут», постепенно теряя своё лицо. Для этого и элитные деревья существуют – типичность сорта восстанавливать. Для этого и апробация* придумана – устанавливать оную типичность. Потому и районирование есть, что сорт далеко не везде остаётся самим собой. А уж как подвои влияют, лучше и не говорить. Вкус, цвет, лёжкость, срок созревания – всё меняется! Нужный подвой – почти всё в производстве, без него и сад нельзя закладывать.

*Апробация – установление типичности сорта. Опытный апробатор точно знает разные сорта – внешне, вкус, аромат.

А теперь встанем ногами на грешную землю вашего конкретного сада. Сближенный и отобранный морозостойкий клон – устойчивое состояние фенотипа здесь и сейчас. В этом же месте, на этом же подвое оно вегетативно наследуется – сохраняется в большинстве прививок. И главное, даёт гарантию более устойчивого выживания. В другом месте, на другом подвое – своя песня, начинай сначала. Через 4-5 лет получишь свой отобранный клон – для своего места. И он будет более живучим у тебя. Нормальная, единственно реальная ситуация для практики.

В общем, вижу пока одну мотивацию подобных возражений: статус сорта. Ну очень важно там, в селекции, точно показать: это – новый сорт. И вот тут всё довольно угрюмо. Если живучесть вдвое сильнее, а генотип не изменён? Нет, не сорт! А если генотип жутко изменён, а смотреть не на что? Тоже не сорт. А если генотип новый, плоды – фантастика, живучесть – супер, но в Госреестре не записан? Эх ... Не сорт!.. А если и записан, и плоды что надо, но только на одном сорте подвоя и в одном районе? Да, сорт. Только кому он нужен ...

Знаете, братцы, когда дачник видит хорошие плоды на живом и здоровом дереве, ему по барабану, сорт это или не сорт. Есть одна садовая реальность: живое и здоровое дерево. А сам статус сорта, будь он трижды признанным, не даёт никаких гарантий выживания. Верно говорят: сорт – основа садоводства. Именно: только основа! И нужен кто-то, кто быстро настраивает действительность: выживание и процветание конкретных садов.

Так что же делает Железов? Долго мучил на эту тему саратовского биохимика и селекционера Александра Михайловича Голубева. Лучшего оппонента, видимо, не найти. На сегодня он – один из самых знающих специалистов в области молекулярной генетики и биохимии стресса. и самое главное – результативно применяет свои методы в селекции. Так вот, после долгой дискуссии Александр пришёл к выводу: по сути, Железов использует самоклональную изменчивость – вариации в зачаточных клетках почек, вызванные стрессовыми факторами жёсткой окружающей среды.

- Сильный мороз, как и другие жёсткие факторы, вызывает в клетках окислительный стресс – «взрыв» активных форм кислорода. Как раз они и могут вызывать сдвиги в геноме. Плюс воздействие дикого подвоя – стрессовые сдвиги в биохимии. В итоге рождаются изменённые клетки, а затем и почки, и побеги. Затем садовод отбирает прогрессивные, полезные вариации. А затем поддерживает и усиливает их адаптационные изменения, повторяя воздействие подвоем и повторно отбирая самые удачные варианты. Метод не вносит сильных изменений в генотип, но полезен и вполне продуктивен для адаптации их достаточный резервный потенциал устойчивости в новой среде. Конечно, не все сорта имеют такой потенциал. Но выявление наиболее податливого генотипа – разве не в этом основная цель селекционера?!

Итак, селекция выводит прекрасные сорта. Теперь у любителей есть способ адаптировать и шанс продвигать их в разном климате. Вот и ладушки!

НАИВНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ ПЕРВЫХ РЕЗУЛЬТАТОВ

Первые результаты – это сегодняшние, после двадцати лет осознанной работы с сортами, привезёнными из Черноземья и с Украины. Вот они: саженцы предсказуемо стали мощными и не подмерзают в незащищённом питомнике даже в последние сверхкритические зимы 2009/2011-го. Некоторые даже показали отдельные цветки. После этих зим получаю письма, что мои саженцы живы даже в более жёстких местах: в Красноярске, Чите, Иркутске, Новосибирске, Барнауле, Новокузнецке – в общем, вдоль всей населённой линии Транссиба. Наполовину живые и отчасти плодоносящие сады Саяногорского района – тоже доказательство. Они формировались хоть и стихийно, но, в принципе, тем же способом – постоянный перенос лучших веток на новые подвои и массовый отбор самых жизнестойких деревьев.

Исхожу из двух допущений, наблюдаемых на практике. Первое: вегетативная гибридизация реальна, но у плодовых внешне проявляется слабо и потому не изучена. Второе: взаимное влияние подвоя и привоя во многом похоже на влияние двух разных генотипов при скрещивании. Это установлено в работе с однолетними растениями. Почему не допустить это и для деревьев?

Известно: при гибридизации морозостойкость в основном усредняется. Грубо, скрестил –30°C и -40°C – большинство гибридов покажут -35°C. В моей практике соединяются, в среднем, -35°C и -50°C.

Но первые прививки, не давшие предельной совместимости, далеки от среднего арифметического. Пусть они прибавят дереву способность переносить всего один-два лишних градуса мороза. А теперь начинаем наслаивать ментор, отбирая самое жизнестойкое. Какая морозостойкость получится, когда совместимость станет максимальной, а саженцы предельно мощными? Думаю, как раз средняя – что-то в районе -43°C. Примерно такие кратковременные морозы и переносят наши отобранные клоны.

Но и это ещё не предел. Дальше – регулярное «освежение» подвоя-ментора и отбор критическими зимами. Постепенно морозостойкость должна ещё повыситься.

НИК: А что такое, собственно, морозостойкость?

- Ты чего вымерзаешь?

- Да ген морозостойкости на больничном!..

Кто-то скажет: да ладно! Морозостойкость могут повысить только ГЕНЫ. Их можно взять только у морозостойкого вида. Без половой гибридизации – никак!

Тогда у меня встречные вопросы. Что это за гены? Каким образом они определяют морозостойкость? Почему она именно усредняется в гибридах? И почему, скажите на милость, эта «генетическая морозостойкость» куда-то девается, если дерево сильно перегружено, подморожено или заболело, постарело, сильно обрезано или не успело пройти закалку?..

Ну и вопрос на засыпку. Строгими опытами доказано: если снижать температуру строго постепенно на 3-5°C в сутки, то морозостойкость яблони достигает -60°C, берёзы и чёрной смородины – до -196°C (И. И. Туманов, НИИ физиологии растений РАН). И это не всё. Подкорректировав методику закаливания, учёные погружали черенки смородины в жидкий азот. Пролежав там трое суток при -253°C, а потом, постепенно нагреваясь в течение недели, смородина отлично пошла в рост. Для начала неплохо!

Так что же такое «генетическая морозостойкость», коллеги?

Судя по статьям генетиков, морозостойкость – не признак. Это сложнейший комплекс десятков и сотен плотно взаимодействующих генов. Свойство всего генома в цепом. Тут активизация одних генов означает включение десятков других и выключение сотен третьих. Поэтому морозостойкость и усредняется при половой гибридизации. По этой же причине она так чувствительна к внешним воздействиям и общему состоянию дерева: на неё влияет активность самых разных генов. Иными словами, морозостойкость выстраивается в соответствии с конкретной биохимией дерева в каждом году. Значит, и сближенный подвой, и наличие стержневых корней, и сила роста влияют на морозостойкость очень существенно.

По сути, морозостойкость – эффективный комплекс особо удачных «антифризных» белков, а также ферментов и гормонов, определяющих режимы закалки. Кодирующие их гены есть, а главное – активны у диких видов. Но для дикарей характерна и мелкоплодность, то бишь многоплодность, многосемянность – она столь же необходима в морозном климате! А гибридизация – случайное смешивание генов. «Дикие» гены повышают устойчивость к морозу. Но и мелкоплодность с собой тащат. Попало много – у гибрида почти дикие плоды. Попало мало – и морозостойкости нет: в рецессив ушла. Сорт – по сути, компромисс. Вот плоды получше, но морозостойкость пониже. А тут – наоборот. Выбирайте!

Потому и приходится «вытягивать клещами» нужный генотип: сначала отбирать самые морозостойкие гибриды, а потом три-четыре их поколения насыщать крупноплодностью. И В каждом поколении получается тот же компромисс – всё снова усредняется. Лет сорок-пятьдесят работы – и получается предельно возможное. Например, большинство самых новых сибирских сортов яблок – 70-100 г при морозостойкости до -40 ... -43°C. Орловские сорта покрупнее, но их обычный предел – -36 &hellip- -39°C.

Как комплекс активных генов, адекватных среде, морозостойкость потенциально есть у многих сортов. Мороз и подвой – активные стрессовые факторы. Так почему бы не попытаться вытащить морозостойкость из рецессива с помощью подвоя и климата?

ЖЕЛАНИЯ И ВОЗМОЖНОСТИ

Есть ли предел повышения морозостойкости?

Да, есть. Это климат, усреднённый временем.

Никакой способ селекции не прыгнет выше природы. Дереву просто не нужно становиться более морозостойким, чем это нужно для выживания в данном месте. Можно только получить гибрид с морозостойким дичком, но он получится мелкоплодным. Живя в своём климате, невозможно создать сорта для более сурового места, не ухудшив качество плодов. Пусть это будет шестым постулатом теории – я додумался до этого, ещё не прочитав схожую мысль у Мичурина.

Он сам, а затем и все его последователи, двигали свои гибриды на север, в общем, так же: путём прививок на сеянцы зимостойких сортов и отбора суровыми зимами. Но суровые зимы приходят редко – раз в десять лет. Вот она пришла, и почти всё вымерзает: нет предельной сближенности с подвоем – нет и морозостойкости. Есть лишь надежда на случайные, уникальные деревья – по сути, метод тыка.

Остаётся только процитировать гения: нам нельзя ждать милостей от природы! Надо целенаправленно сближать подходящие сорта с аборигенными подвоями на, новом рубеже выживания. Привой получает новые возможности от подвоя. Отбор убирает неудачное на стадии саженцев. Адаптация ускоряется в разы.

Представим, моей жизни хватило перепривить 21-е вегетативное поколение, а моему гипотетическому последователю – 61-е. Уверен: часть привоев очень изменится, примет черты подвоя и на них повиснут непохожие плоды. Уверен в этом потому, что даже в первом поколении прививок отдельные признаки дерева изменяются вполне стабильно. Но этого пути, увы, никто пока не прошёл.

НИК: Почему яблони не цветут на Марсе

Чем реже урожай, тем сильнее он радует!

Наблюдение Н. И. Курдюмова

Поймал за хвост мысль и дополняю шестой постулат гипотезой: сорт, выведенный в определённом климате, никогда не будет абсолютно морозоустойчивым даже в этом климате. Как ни странно, такую задачу никто никогда не ставил.

Реальная морозостойкость дерева – не просто «гены», а их проявление, востребованное средой. Каждое новое поколение почек, ставших ветками – новое уточнение генной активности, оно же – адаптация к среде. Критические зимы приходят в среднем раз в десять лет, а то и реже. А девять лет из десяти растение «впитывает» мягкие зимы, и холодовые реакции кроны стабилизируются на их уровне. Не потому ли почти все наши сорта страдают в критические зимы, и мы к этому уже нормально относимся?..

По идее, чтобы иметь абсолютную морозостойкость в Москве, нужно поставлять туда отобранные и сближенные черенки из какой-нибудь Вологды. И подвои – от московских потомков тех же вологодских дичек. Для Воронежа надо адаптировать сорта во Владимире, для Челябинска – в Новосибирске, для Саяногорска – в Красноярске. Ну пусть насчёт Вологды перебор. Но хотя бы в Смоленске.

Более того, хочется ещё расширить шестой постулат: живя на западе, не создашь сорт для востока. А на востоке – для запада. А в степи – для высокогорья. Даже если температуры схожи, всё остальное слишком разное: не та длина вегетации, не тот режим закалки и пробуждения, другая длина дня, лета и зимы, другие почвы, и вообще, другая экосистема! Было бы не так, восточные виды давно обитали бы у нас, а восточные сорта не чахли бы от слишком раннего пробуждения ...

Но тут Валерий Константинович яростно и убедительно возражает: смягчённый климат – всё равно меньшая проблема, чем ужесточённый! Наука, не пытавшаяся раскрывать генетический потенциал, сильно преуменьшает возможности растений. Если уж морозостойкость в генотипах находится, то с режимами и подавно можно справиться. И уж если европейские семена даже в Сибири вымерзли не все (!), значит, в геномах деревьев есть все возможности для жизни от Риги до Хабаровска. Во всяком случае, таких сортов достаточно много. Их только нужно отбирать и адаптировать. Этим просто никто не занят. Везде встречаются «кладези нужных генов» – роскошные, здоровые деревья среди массы обмёрзших рахитов. Почему никто не пытается размножать это очевидное богатство?! Почему все идут на рынок за халтурой?..

- Стоп. А ведь действительно: почему?.. Ведь ерунда получается: на словах – хотим устойчивых сортов, а на деле – не хотим. Почему?! Пришлось крепко задуматься. И вижу я, братцы, причину – сколь банальную, столь и фатальную: да просто потому, что это нас устраивает! Хотите ещё хулиганский постулат? Мы сажаем и будем сажать сорта, недостаточно морозостойкие и не подходящие для нашего места.

Возможности растений и вправду почти безграничны. Можно отбирать лучшее.

Можно вести отбор сеянцев. Можно повышать морозостойкость – наслаивать на сильные подвои ... Но ради чего голову морочить? Ради одного провального года из десяти?.. Да проживём мы этот год без фруктов! И пять проживём, пропади оно пропадом!

Братцы-любители, вот очень нешуточный вопрос: ради какого такого кайфа мы разводим сады? Если мы, авантюрные садоводы-любители, согласны получать урожаи раз в четыре года и сажаем в Сибири черешни и персики, невзирая ни на какие увещевания – НУЖНЫ ли нам по-настоящему УСТОЙЧИВЫЕ деревья?

Или с ними уже неинтересно?!

АГРОТЕХНИКА – ВТОРАЯ ОСНОВА АДАПТАЦИИ

Напомню и буду напоминать: адаптация стоит на двух слонах: на селекции и на правильной местной агротехнике. Без селекции нечего выращивать. Без агротехники лучше не сажать ничего!

Вот сразу главное: пересаженный подвой с обрубленными корнями – уже не ментор! Он сам в стрессе, куда уж других воспитывать!

Теперь вспомним обрезку центрального проводника – формирование кустовой кроны. Почти вся Сибирь и Север – снежные области. Низкие боковые ветки «куста» всегда частично под снегом. В Новосибирске только на этих ветках есть урожай груш! Они никогда не вымерзают целиком, и деревья не падают от ветра. Основа всегда живая, корень мощный – восстановление за пару лет обеспечено. А рядом – сотни высокоштамбовых деревьев, вымерзших целиком. Ну, и какая разница дачнику, о чём там спорят учёные насчёт сохранения или потери морозостойкости? Именно с кустовыми деревьями «можно мечтать и можно дерзать»!

А вот ещё один агроприём – без него невозможно сохранить самые вкусные и крупноплодные, а значит, подмерзающие сорта. Действительно, до весны никто не думает о том, что самые лучшие сорта он потеряет безвозвратно. Все надеются на авось. Для дачника-пофигиста – дело житейское. Для садовода – разгильдяйство и позор. Никогда не оставляю свои сорта на произвол судьбы. Пришли ноябрьские морозцы – срезаю черенки и храню в погребе. Вдруг что – легко восстановить ценный сорт или клон. Без этого элементарного приёма я бы давно потерял ценнейшие клоны, в том числе и персик, выживший при -40°C, но не переживший последние суровые зимы – две подряд.

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР НА МАЛЕНЬКОМ УЧАСТКЕ

Как вырастить